Проказница-Мартышка, Осёл, Козёл, Да косолапый Мишка Затеяли сыграть квартет. Дерут, Берут, Орут, А толку нет как нет. - Ну ладно, - Говорит Крылов, - Ослов заменим на козлов. Но ты, Медвед, здесь дольше всех - И это - главный наш успех!
Иди сюда, аборт удачи, Ты потерял и приобрёл: Перекрои судьбу иначе И будь не решка, а орёл,
Вчера ты был с роскошной штучкой - Прекрасной леди юных лет. Она тебе махнула ручкой И села в свой кабриолет.
Залей вином свои печали, Залей стаканом трын-траву! Такое всё переживали, Скажи - и я переживу!
Иди сюда, аборт удачи, Ты потерял и приобрёл: Перекрои судьбу иначе И будь не решка, а орёл,
И в изменяющемся мире Судьбу свою перелицуй. А ну, давай улыбку шире, - Давай-давай её пошире! - Ещё пошире - и танцуй! Браво! Давай ещё! А ну, давай!..
50 лет назад Саша Минор рассказывал мне своё стихотворение. Я его запомнил: "Закат был красен как коралл И лиловел как баклажан - Как будто кто-то что-то врал, На сердце руку положа. Закат был жарок - как костёр, Закат был ярок - как ковёр. Как будто в кровь избитый вор На небо плюнул - и растёр."
Это выражение сначала появилось в среде музыкальных снобов и относилось к тем, кто не различает с первых тактов Баха и Оффенбаха. Пренебрежительное: - Брамсы попутал? Позже, при переходе в массы, оно слегка исказилось и стало звучать как "Рамсы попутать". Слово "рамсы" этой прослойке было более знакомо, чем Брамс, потому что на арго означало карточные игры. Интересно, что в глухих сельскохозяйственных глубинках, где слова "Брамсы" и "рамсы" одинаково непонятны, зато известен рапс! - выражение приобрело вид: "рапсы попутать".
В детстве у меня было много мечт. Со временем одни из них растаяли, другие стали по нынешним временам обыденностью, третьи хотя бы частично сбылись. Но одна так и оставалась несбывшейся мечтой. И вот - - нет, лучше я сначала объясню. Моя бабушка говорила, что у них в семье все были музыкально одарёнными. Их там было штук пять братьев и сестёр, которые по вечерам играли на чём-то музыкальном и пели. Кроме одного брата, потому что в каждом поколении был один, начисто лишённый музыкального слуха. Был ли музыкальный слух у моего отца, я не знаю: с войны он вернулся инвалидом без руки и глаза и с частичной потерей слуха. В моём поколении моя двоюродная сестра закончила ленинградскую консерваторию. А вот у моего старшего брата совсем не было музыкального слуха – до тех пор, пока не родился я. Тут у него слух и прорезался! Мне хотелось петь. Я был единственным, кто в школе сам попросился в хор. И единственным, кого в школьный хор не взяли. На школьных уроках пения мне запрещали петь – я должен был только рассказывать наизусть тексты песен. В экспедициях мне запрещали петь сотоварищи. Дома – ну, понятно: моя жена окончила музыкальную школу. Когда её дома не было, я пытался петь колыбельную сыну. Он начинал плакать и лепетать «Не нано! Не нано!..». И вот - ! На минувшей неделе в Гёттингене праздновали 80-летие Ханса Хиппе. В 1987-м академик Заварзин рассказывал мне, какой это замечательный человек, и обещал нас познакомить. Не познакомил. Я встретился с Хиппе сам и даже работал-стажировался у него в конце 80-х – начале 90-х. А уже много позже, когда он вышел на пенсию, назвал в его честь микроба. А теперь на 80-летие я сочинил ему песню на немецком. Сам сочинил, сам выучил, сам спел – и послал немцам аудиозапись, которую прокрутили в конце юбилея, когда народ уже достаточно выпил, чтобы воспринимать моё исполнение. Уррра! Вам, запросто поющим, не понять – а я пел «на слушателей» первый раз в жизни!
