УГЛИЧСКАЯ ПОЭМА
Где-то за голубыми Алясками
Ночью три куры задушены ласками.
Охотник с Аляски
Затвором заляскал
И ушел по следу за лаской.
Много ли человеку надо? – Ласку.
И вот читаешь стихи – ласковые.
И вот читаешь стихи – лаковые.
И вот читаешь стихи – лакомые…
Черт его знает, что такое, - булки, а не стихи.
Современное стихосложение –
сплошное построение из «ений»,
длинная нанизация из «заций»,
поэты поют стансами
о работе санэпидстанции.
Торчат ананасы ассоциаций
анонсом, авансом оваций!
А моя поэма – старенькая,
а моя поэма – странненькая,
деревянная, дома тканная.
Крашенные охрой углы, домА куличами:
угличане – те же англичане,
Только говорят по-нашенски.
Районный центр –
морковь да церковь.
Быть бы Угличу столицей
(был бы – да не был) –
было б граду чем гордиться
(было б – да нечем),
а ведь рос здесь повелитель,
ковали доспехи…
На главной улице водитель
гусей объехал.
Тмин звёзд.
Тьма звёзд.
Просто тьма.
Скрылись в тьме угличане,
Куличами дома.
Тмин звёзд. Тьма
звёзд…
Повернулась вдруг сама
истории ось –
и пошла обратно!
И рассыпались врозь
Разные даты!
И катились века,
и казались днями,
и листки календаря
прибывали
сами!
Не рожден ещё Марат!
Ни виги! Ни тори!
Покатилось назад
колесо истории!
На златом крыльце сидели
царь, царевич, король, королевич…
Я – царь, - сказал царь.
Я – король, - сказал король.
А я – царевич! – сказал Гришка Отрепьев…
Мы приехали за
лет триста до Засулич!
Нажимай на тормоза –
Прикатили в Углич!
Тмин звёзд,
тьма звёзд,
просто тьма…
Скрылись в тьме угличане,
терема и тюрьма…
Светит лампада розовым,
Форточки все запахнуты,
Пол в келье у Грозного
Луна расчертила в шахматы.
Ах, как царю не спится –
Все люминалы втуне,
Мысли летят как спицы
У колеса Фортуны.
Мечется одеяло,
Не наплывает сон,
Дёргает бессонница
Завязочки у кальсон.
Стонут глухие плахи
В каждом застенке башни –
Будут бояре в страхе!
Ах, как царю страшно!
Ах, как царю не спится!
Каждая чаша – с ядом!
Каждый гость – убийца!
Единственная отрада –
Сын от пятой царицы.
На высоком берегу
Во высоком терему,
Во таком большом-высоком –
Не допрыгнуть никому –
Будет Митька жить,
Сладко есть и пить,
Будет головы боярам
Почём-даром рубить.
Он пустит Русь пожаром –
Пусть светит и греет!
И царь мальцу в подарок
Чего не пожалеет?
Нож.
Охотничий нож за четыре-восемьдесят.
Пусть привыкает сын,
Повесит пусть на пояс…
И, успокоясь,
Царь пьет папаверин.
Пол расчерчен в шахматы,
И Годунов не спит.
Партия кончена. Шах! Мат! –
И царя не спасти.
Партия кончена ловко,
Начался тур второй:
Фёдор – царь. Рокировка –
И он заслонен турой.
Но невозможно мешкать:
Издалека грозит
В Угличе пешка.
Опасная пешка,
Что может пройти в ферзи!
Умер Грозный, Фёдор жив,
Дьяк нам новый стих сложил
Славить многие летА -
А кого? А на чертА
Нам знать?
Мы не знать,
Нам интриги не вязать.
При любом-де государе,
Кто ни сядет на престол,
Нам «работай» да «пошёл»!
Разве чаркою одарит…
Но
На высоком берегу
Во высоком терему,
Толь в опале, толь в запасе –
Непонятно никому –
Митька-цесарич живет,
Сладко ест и сладко пьёт,
Он как сядет на престоле –
Все пойдёт наоборот!
Он надежды подаёт,
Он копейки раздаёт,
Годунова засечёт,
А Нагому даст почёт!..
Хуже нам уже не будет,
Ну, а вдруг да повезёт!..
Четыре гангстера в чёрных масках:
Два в мотоциклах и два в колясках.
Нет автоматов, лазеров, кольтов –
Маленькая вещица только:
Охотничий нож за четыре-восемьдесят.
И – мотоциклы рванули в темень.
Визг тормозов и рычанье фар.
Случайный прохожий жмётся к стенке.
На златом крыльце сидели: царь…
Царь один в своем венце
Сидеть будет на крыльце.
Узко крыльцо – золотые перильца –
Вместе обоим не уместиться.
Централизация государства –
Вещь, исторически прогрессивная.
Но
Переходим ближе к делу.
Нож
Был спрятан
Ближе к телу.
Тяжёлые шлемы сжали темя.
Мотоциклисты летели в темень.
И только пророки
Кричат с порога:
«Бога ради
Побойтесь бога!..»
СЛЕДСТВИЕ ПО ДЕЛУ О СМЕРТИ МАЛОЛЕТНЕГО ЦАРЕВИЧА ДИМИТРИЯ
Первое.
Как установлено нами на следствии
И подтвердилось нами впоследствии
Царевич убил себя сам
В приступе эпилепсии.
Нечаянно. Случайно.
Два удара ножом в горло.
Это, конечно, очень печально,
Горе нам, горькое горе.
Нож, которым царевич заколот,
Приобщён к протоколу:
Охотничий нож за четыре-восемьдесят.
Свидетелей трое лишь, к сожалению:
Мамка Волохова,
Постельница Самойлова,
Кормилица Жданова (для уточнения
Была свезена в Москву на пытки).
Подписи свидетелей:
Подпись Волоховой – крестик,
Подпись Самойловой – крестик,
Подпись Ждановой – нолик.
Второе.
По приказанию царя
За бунт и набат наказать недовольных.
Колокол и звонаря
Сбросить с колокольни.
Рекомендуется по рассмотрению
Казнить, пытать, бить, ссылать.
Близких царевича за недобдение
Показательно наказать:
Мать его заточить в монастырь,
Бояр Нагих пустить по этапу.
Подтверждаю. Утверждаю.
К сему приложил за царя лапу
Годунов.
Приписка:
Прости, Господи, мои прегрешения,
Но личность не играет роли в истории,
И все, что я сделал, было продиктовано
Исторической необходимостью. Годунов.
По залам угличского музея -
Здравствуй, русская антика! –
Гидша Аля ведет ротозеев:
Туристов и экскурсантов.
Вообще-то, Аля – научный сотрудник,
Но у них трудно со штатами.
Во всем виноваты поляки –
Черти полосатые!
До их прихода здесь народа
Было – во!
А сейчас город – дыра дырой.
Хотя и есть два завода:
Сырный и часовой.
Сыр – круглый как часы.
Часы – прочные как сыр.
Лучшие в мире часы «Чайка»!..
А с иконы Димитрий смотрит печально
И в руке у него финка
Как у пьяного угличанина…
